Спивак землетрясение

Общая боль

Весь мир переживал боль Спитака, как свою. Это песня Pour toi Armenie («Для тебя, Армения), которую написали Шарль Азнавур и его друг, композитор Жоржем Гарваренц. Азнавур (его настоящее имя Шахнур Вахинак Азнавурян, а отец французского шансонье – эмигрант из армянского селения в Грузии) написал ее для сбора средств для помощи пострадавшим в землетрясении. В клипе снимались почти 90 известных французских артистов.

Легендарные рок-музыканты собрали группу, которую назвали Rock Aid Armenia. В нее вошли  Ритчи Блэкмор из Deep Purple, Дэвид Гилмор из Pink Floyd, Брайан Мэй из Queen и Тони Айомми из Black Sabbath и записали благотворительный сингл.

Это горе объединило весь мир. 150 стран отправляли в Армению спасателей и гуманитарную помощь, рок-звезды проводили благотворительные концерты, отовсюду приезжали врачи и психологи. Трагедии, в которой погибло 25 000 человек, можно было избежать.

7 декабря 1988 года весь мир с болью и ужасом услышал о Спитаке – маленьком городке в Лорийской области Армении. Спитак оказался в эпицентре землетрясения и за 30 секунд практически исчез с лица земли. За полминуты в Спитаке и соседних городах и селах погибло 25 тысяч человек, 20 тысяч были искалечены, 514 тысяч человек остались без своих домов. Трагедия потрясла Советский Союз и весь мир.

Тридцать три года назад в Армении произошло землетрясение, ужасное по своей разрушительности и числу жертв. В трудных условиях спасательных работ навык наблюдателя машинально, на автомате, отмечал физические явления и эффекты. Этот рассказ о Спитаке — рассказ очевидца, а не пересказы.

На исходе утра 7 декабря 1988 года земля в северной части Армении начала биться и ходить ходуном, подобно штормовому морю. Главный удар стихии пришелся на город Спитак (там зарегистрировали интенсивность толчков в десять баллов по 12-балльной шкале MSK-64). После серии разрушительных толчков город практически перестал существовать. Пятиэтажные жилые дома за полминуты превратилась в вытянутые холмы руин, похоронивших под собой больше десяти тысяч человек.

Общество

01 дек 2022, 20:59

Умер актер Тимофей Спивак

Читать в полной версии

Актер из сериала «Эпидемия» Тимофей Спивак умер в возрасте 75 лет. Об этом сообщили РБК в МИТУ-МАСИ (Московский информационно-технологический университет — Московский архитектурно-строительный институт), где Спивак был художественным руководителем актерского отделения.

«Тимофея Ивановича не стало после длительной болезни», — уточнили в институте.

Прощание с актером состоится 2 декабря в 11:00 в храме Архангела Михаила на Юго-Западной, похороны — в 12:30 на Хованском кладбище, добавили в институте.

Спивак родился 13 ноября 1947 года в Херсоне. С 1976 по 1982 год актер играл в Московском драматическом театре им. Станиславского (ныне Электротеатр Станиславский) и был известен по ролям в постановках «Прощание в июне» Александра Вампилова, «Два веронца» Уильяма Шекспира, «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера и др.

В кино Спивак дебютировал, сыграв главную роль в фильме «Тайна партизанской землянки» (1974). Он также снимался в таких кинокартинах, как «Прощание славянки» (Алексей, сын главной героини), «Американская трагедия» (адвокат Белнеп), «Моя любовь на третьем курсе» (Алексей Нестеров, комиссар студенческого стройотряда), «Шифр-2» (сосед Саранцевой).В сериале «Эпидемия» Спивак сыграл роль старца.

Премьера «Эпидемии» состоялась 14 ноября 2019-го, а в 2020 году он стартовал на Netflix в категории Netflix Originals и сразу попал в топ-10 самых просматриваемых сериалов платформы. В сериале, снятом по мотивам романа Яны Вагнер «Вонгозеро», речь идет о неизвестном вирусе, которым заболели жители Москвы.

Рухнуло все, что прогнило

Почему вообще произошла эта трагедия? Было много исследований, которые сошлись в одном: все дело в неправильном строительстве. «Хрущевки» не были рассчитаны на такие сильные толчки, проектировщики недооценивали сейстмоопасность Армении. Всех поразило заявление Николая Шебалина,  заведующего лабораторией сильных землетрясений Института физики РАН:

Эта катастрофа потрясла не только всю толщу земной коры, но и всю толщу нашего общества.

Главный строитель Армении, заместитель председателя Совета Министров Армянской СССР Вартез Арцруни рассказывал: так называемые «девятибалльные дома», построенные с запасом сейсмической устойчивости, не пострадали вообще, ни один. Рушились, в основном, старые кирпичные здания и панельные хрущевки. От понимания этого боль становилась сильнее – контролировать стихию невозможно, но такой страшной трагедии можно было избежать.

Корова и вязкость

Через девять дней поисково-спасательных работ трое наших спасателей навестили знакомых спасателей в Ленинакане (ныне Гюмри), который тоже сильно пострадал от землетрясения. Шедшая туда из Спитака машина удачно подбросила троицу до их точки назначения. В Ленинакане попадались рухнувшие девятиэтажки-«свечки», образовавшие высокие круглые курганы обломков. Что казалось удивительным, эти холмы местами еще продолжали дымиться, спустя столь долгое время после разрушения. Запомнились шестнадцать сотрудниц в руинах обувной фабрики, погибших в потоках клея из большой разрушившейся емкости. Их тела пришлось вырубать из застывшего клея. Проведя сутки совместных работ в Ленинакане, и обменявшись опытом с тамошним отрядом, три спасателя двинулись в обратный путь, рассчитывая поймать попутку до Спитака.

Однако наступила темнота, а попуток не было. Возле дороги лежали мертвые небольшие селения с завалившимися домами. Не виднелись огни, не лаяли собаки, не доносилось никаких голосов, криков и звуков. Ночные птицы молчали, ветер не шумел. Было что-то необычное в этой полной, буквально гробовой тишине, покрывавшей окрестности. На счастье путников, позади послышался звук автомашины, и вскоре грузовик вез их в сторону Спитака — в село Ширакамут, от которого было уже недалеко до спитакского лагеря, чуть больше десятка километров. Утомленные ночным переходом из Ленинакана, спасатели заночевали в Ширакамуте у местного жителя, предоставившего им ночлег в маленьком сарае, оставшемся неразрушенным.

Руины села Ширакамут.

Утром хозяин попросил помочь вытащить корову из рухнувшего коровника. Сам он не мог этого сделать уже много дней, и помочь ему было некому. Корова находилась в коровнике, немного углубленном в грунт, когда его крыша рухнула и придавила корову. Несчастное животное не имело возможности выбраться, и находилось под рухнувшим хлевом уже более десяти дней. Хозяин поил ее, и кормил как мог. Под коровой образовалось яма, и в ней болото из продуктов жизнедеятельности, в котором животное увязало все глубже. Со стороны это выглядело так, словно корова находилась в окопе.

Обломки крыши растащили за два-три часа и подступились к корове. Но как ее вытаскивать, было непонятно: не за что надежно ухватить животное, а подвести веревки под брюхо увязшей туши не получалось. Набросить петлю можно было только на шею, но петля душила несчастное парнокопытное. Да и не вытащить корову только за шею. Строчки Корнея Чуковского «Ох, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота!» воплотились практически буквально.

Рухнувший дом в Ширакамуте. Все дома в селе примерно так и выглядели. Из-под похожего завала была извлечена корова.

Через несколько часов неимоверных усилий и ухищрений корову все же удалось выдернуть из вязкого плена. К сожалению, встать на ноги она уже не смогла, получив повреждения от падения крыши и многодневного обездвиживания. Хозяину ничего не оставалось, кроме как пустить ее под нож. Так спасатели единственный раз за время поисково-спасательных работ столкнулись с вязкостью и ее преодолением. И единственный раз вытащили из завала живое животное — к сожалению, только затем, чтобы его жизнь оборвалась на следующий день.

Движение — это не только баллистика

Слагающие кору Земли толщи пород движутся, потому что они сцеплены снизу с медленными потоками мантийного вещества. Некоторые движения приводят к отрыву друг от друга крупных частей коры. Порода лопается протяженным сколом. В возникшем разломе недр края расходятся в стороны либо смещаются по плоскости трещины. Под Арменией залегает несколько таких крупных разломов, расколовших земную толщу на большом протяжении. Они пролегли на сотни километров — значит, это древние долгоживущие разрывы. Их движущие силы действуют долго, так как идут с больших глубин и из огромных подземных пространств с их неисчерпаемыми запасами энергии.

Один из крупных разломов земной коры протянулся через север Армении, в почти широтном направлении, как бы «горизонтально» на карте, выпуклой к северу линией.

Землетрясения здесь известны с глубокой древности, в несколько тысячелетий до нашей эры. А значит, они были катастрофическими, раз информация о них дошла до нас.

Он постепенно раскалывает недра от районов западнее Гюмри к озеру Севан и на восток — к азербайджанской Гяндже, уходя за нее дальше, достигая общей длины в 370 километров. Землетрясения его известны с древности в несколько тысячелетий до нашей эры. А значит, они были катастрофическими, раз информация о них дошла до нас из этих глубин времени. Разлом действует еще с плейстоцена — ледниковой эпохи, завершившейся 11 тысяч лет назад. Источники Средневековья фиксируют за последнюю тысячу лет семь крупных землетрясений в восточной части этого разлома, включая землетрясение в 11 баллов 30 сентября 1139 года, убившее почти четверть миллиона человек.

Эти сотни километров разрыва недр называются Памбак-Севанским разломом, с юго-восточной частью по имени Хонарасар. Возникающие в его зоне напряжения разряжаются мощными движениями пород с их смещением, сдвигом относительно друг друга по разрыву. Такие напряжения накопились к концу 1980-х в западной части разлома на севере Армении, в 18 километрах к северу от Спитака, на небольших глубинах около 10-15 километров. В какой-то момент они превысили прочность пород на разрыв.

В этом месте залегающие пласты раскололись, образовав огромную внутреннюю трещину, и сильно сдвинулись по ней относительно друг друга. Сместились огромные массы горных пород, с силой толкнув соседние слои. Волны от сдвига разошлись в пространстве, выйдя на поверхность и разбежавшись по ней. Из-за силы смещения они были очень мощные и сильно тряхнули прилегающие местности вместе со стоящими на поверхности сооружениями. Однако глубинное смещение разрядило лишь меньшую часть напряжений. Возможно, волновые процессы как-то отозвались в лопнувшей породе в окрестностях разрыва, ослабив ее. Потому что секунд через 15 недра с такой же силой лопнули еще раз. Сейсмическая волна снова всколыхнула окрестности, подрубая строения, уже надломленные первой волной.

Спустя еще небольшой промежуток времени произошел третий разлом. Напряжение под эпицентром скопилось обширное, с большими запасами энергии, и разряжалось оно частями: толщи лопались последовательно, в несколько стадий. Третья волна шла и валила все, что подкосили два первых удара. Она оставила после себя уже только руины с большим количеством вертикальных останцев от строений. Три толчка уложились в 30 секунд. И города не стало.

Спитак. Всё, что осталось от жилого пятиэтажного дома. Здесь и далее — фото из личного архива автора

Окончательную зачистку местности провел четвертый разрыв. Он вспорол каменную толщу до самой поверхности на протяжении десятков километров. Это случилось спустя четыре минуты после первой компактной 30-секундной группы трех толчков. На протяжении пары десятков километров или больше на поверхности возник выступ высотой в метр. Само смещение пород было еще больше, поскольку происходило косо по этому разрыву.

Спитак. Вертикальный останец от пятиэтажного здания

Такая многократная встряска действовала словно зубья пилы, перерезая и валя вертикальные объекты за несколько проходов. Следующие волны доламывали то, с чем по каким-то причинам не справились предыдущие. Энергия недр вышла на поверхность девятибалльным пятном 20 на 40 километров, в середине которого лежал смертельный десятибалльный эллипс размером шесть на 16 километров. Он попал прямо под город Спитак и разрушил его, как мегатонная бомба, практически до основания, уничтожив большую часть жителей.

Спитак. Завалы на месте рухнувших жилых зданий

Узнав о трагедии в Спитаке, многие захотели помочь. Там стали собираться добровольцы, кому-то надо было их координировать. Неравнодушные люди (тогдашние добровольцы могут помнить журналиста-международника Гришу, например, который сразу включился в организацию) помогали сформировать в Москве отряды, отправляемые самолетами в Армению. А в Домодедово зал вылета был уже забит народом без малейших просветов, плотной непроходимой массой людей. Огромный борт приземлился в Армении на закате, на второй день после землетрясения. Так в ереванском аэропорту Звартноц оказался сводный спасательный отряд, а в его составе — трое друзей, имевших опыт обращения со взрывом. Еще в самолете они напоминали друг другу, как правильно зажечь на ветру огнепроводный («бикфордов») шнур, прижав головки спичек к его косому срезу, или проверить детонатор. Одним из троих был автор этого материала.

Сводный отряд после прилета несколько часов ожидал подвоза необходимого имущества и уже затемно втиснулся в большой автобус «Икарус» с прицепом-«гармошкой». В него же загрузили пару больших армейских палаток, лопаты, ломы и кирки, немного продовольствия. И незамедлительно двинулись на север, к Спитаку. До цели было недалеко — около ста километров.

Снегопад на пути к Спитаку

Уже заполночь большой желтый «Икарус» с «гармошкой» полуприцепа достиг удаления километров 20 от Спитака. Дорога приняла горный характер и потихоньку взбиралась на небольшой местный перевал. При подъеме к верхней точке из низких туч повалил снег.

Много бывало в жизни снегопадов. Уральские морозные зимы насыпали хорошо знакомый метровый снежный покров в буреломной тайге. Ямальские низовые пурги закрывали тундровое пространство плотной летящей снежной массой. Выдающиеся снегопады случались в зимовках на Северной Камчатке. К началу мая снега полностью скрывали двухэтажные здания, поднимая снежную поверхность еще выше, — на поверхность жильцы выходили из специальных тамбуров на крыше. За несколько часов снегопада могло выпасть более полутора метров свежего снежного покрова, за следующие часы снижавшегося до метра осевшего пласта.

Это казалось невероятным, но дежурной смене доводилось пробиваться к месту дежурства буквально по горло в выпадающем снегу, практически плыть в нем, теряя ориентиры в метели и двигаясь лишь по общему направлению того, что три часа назад было дорогой. Случалось автору и прыгать с парашютом в плотный снежный заряд (самолет провез дальше района выброски, с отделением над мощным снеговым облаком), без какого-либо обзора пространства, и в сплошной серой завесе приземляться на заснеженную целину, уходя в нее по плечи.

Но таких больших снежных хлопьев, как на перевале по дороге к Спитаку, видеть не приходилось. Неизвестно, по каким атмосферным или метеорологическим причинам отдельные снежинки слипались в столь большие плоские агрегаты. Рыхлые, еле сцепленные, размером с ладонь, они напоминали вырезанные из бумаги новогодние снежинки. Из-за огромного размера и низкой плотности снежинки медленно опускались в воздухе, словно парили в нем.

На полотне дороги быстро возник толстый рыхлый слой этих мегаснежинок, по которому «Икарус» скользил и не мог подниматься к верхней точке перевала. Гусеничного трактора, чтобы вытянуть автобус наверх, поблизости не нашлось. И сводный отряд, выгрузившись, стал вручную выталкивать «Икарус» на перевал по снежной массе. Люди, толкающие вверх длинный груженый автобус в кромешной темноте, создавали фантастическую картину. Дорожное полотно клонилось своей плоскостью в сторону крутого падающего вниз склона, отделенного стальным ограждением. И прицеп автобуса сползал к этому ограждению, норовя придавить к нему людей, облепивших заднюю часть машины. Приходилось быть предельно внимательным, чтобы в случае опасности вовремя выбраться из тесного зазора между бортом и стальной полосой ограждения и не оказаться раздавленным.

В Спитак автобус со сводным отрядом прибыл в утренней темноте. По краю того, что осталось от Спитака, протекала небольшая речка Памбак, именем которой и назван Памбак-Севанский разлом. Ниже по течению Памбак, приняв в себя приток Дзорагет, меняет название на почти бухгалтерский Дебед, уходящий в Грузию (вливаясь в итоге в Куру, доносящую воду Памбака до Каспия). Чистое поле за Памбаком стало местом большого общего лагеря всех спасательных отрядов, гражданских и военных. Прибывшие быстро поставили большую армейскую многоместную палатку и несколько маленьких личных, обустроили кострище и, устав от перелета и ночной дороги, завалились поспать на несколько часов до рассвета.

Палатки в лагере спасателей

Спасенная кровью

Она считала каждую секунду, а потом складывала их в минуты, минуты в часы, а часы в дни. Сбивалась со счету и снова складывала. Где она? Что происходит? Осознание пришло за доли секунды – после того, как Эмма Акопян очнулась. На груди у 25-летней женщины плакала маленькая Марина. На ней были всего две кофточки. Эмма максимально прижала ребенка к себе – ладонью прикрывала рукой голову, чтобы она не билась о панель, второй – придерживала спину, чтобы дочка не простудила легкие.

Это было 7 декабря 1988 года, 11 часов и 41 минута. Какой это день недели и который час – Эмма не помнила и не знала, как и не знала, что проведет под завалами собственного дома семь дней, шесть часов и сорок минут; что там же отметит день рождения своей малышки, которой 12 декабря исполнилось 4 месяца.

Все эти дни женщина отчаянно кричала, звала на помощь. Между панелями ее тело было, словно в тисках: единственное, чем она могла шевелить – это руки. В кромешной темноте Эмма кормила дочку грудью и думала: когда же их, наконец, спасут? И спасут ли вообще?

Молока уже не было, и четырехмесячная Марина стала отчаянно плакать. Крик ребенка становился истошным, ребенок охрип, а потом и вовсе девочка замолкла. Тогда Эмма пошла на отчаянный шаг:

«Когда почувствовала, что все, умираем, я тихо-тихо подняла свою руку и начала резать стеклами свои пальцы. И так я кормила ребенка. У меня другого выхода не было. Мы умирали».

Но выжили. Из-под развалин молодую женщину с ребенком достали французские спасатели. Сначала извлекли девочку – без единой царапины. И только через семь часов удалось спасти и Эмму. Ей делали сложные операции. Женщина встала на ноги. После землетрясения год не была в Ленинакане (ныне Гюмри), а когда приехала, внутрь зданий больше не заходила.

Сегодня Эмма со своей семьей живет в Ереване. Об этом дне говорит с большим трудом и сквозь зубы. Хоть с тех пор и прошло больше трех десятков лет, боль не стихает и вряд ли когда-либо отпустит ее.

Полминуты, разрушившие мир. Хроника Спитакского землетрясения

Катастрофические подземные толчки в японском регионе Канто 1923 года, стихия у берегов Суматры в 2004 году, колебания земли магнитудой 8,2 в Тяншане, унесшие жизни почти 240 тысяч человек в 1976 году. Наряду с этими катастрофами в списке самых смертоносных землетрясений истории – страшные события 7 декабря 1988 года в Советском Союзе.

Ровно 34 года назад мощные подземные толчки до основания разрушили город Спитак на северо-западе Армянской ССР. В эпицентре землетрясение достигало интенсивности 9-10 баллов, подземные толчки ощущались в Ереване, грузинском Тбилиси и еще более чем в 300 населенных пунктах региона.

30 секунд, изменивших судьбы

Ленинакан – нынешний Гюмри, Кировакан – нынешний Ванадзор и еще 19 крупных городов республики. Именно они приняли на себя основной удар стихии. Землетрясение началось в 11 часов 41 минуту по местному времени и длилось всего 30 секунд.

Магнитуда тоже была не самой высокой – до 6.8 – 7,2, но для местного рельефа они оказались опаснее, чем землетрясение такой же силы на равнине или в океане. В густонаселенной горной республике от катастрофы погибли 25 тысяч человек. Еще полмиллиона жителей республики лишились крова. Таковы страшные итоги стихии, которая пришла в Армению 7 декабря 1988 года.

Всего 30 секунд ада, – и толчки прекратились. Грохот разрушающихся зданий сменился гробовой тишиной. Но она длилась недолго. Очень быстро городские улицы наполнились криками и стонами. Люди бросились разыскивать родных, натыкаясь на руины, на месте которых раньше стояли дома, школы и магазины.

Как десять атомных бомб

Позже сейсмологи выяснили, что сила подземных толчков в эпицентре землетрясения, городе Спитаке, достигла 10 баллов из 12-ти возможных по шкале Рихтера. Волна, вызванная землетрясением, дважды обошла планету и была зарегистрирована сейсмологами в Европе, Америке и даже Австралии.

Специалисты подсчитали, что за 30 секунд, что длилось Спитакское землетрясение, в зоне разрыва земной коры высвободилась такая энергия, которая сопоставима с силой взрыва десяти атомных бомб – тех, что в 1945 году разрушили Хиросиму.

Очевидцы событий рассказывали, что в первые секунды от сильных вертикальных толчков дома буквально подпрыгнули в воздух, а затем сложились в железобетонную груду, похоронив под собой всех, кто находился внутри. Те, кто в этот момент был на улице, с трудом могли стоять на ногах, земля тряслась. В панике многие толпились на открытых площадях и скверах, боясь быть заживо погребенными под руинами домов.

В ход шла даже материнская кровь

Более 140 тысяч человек получили физические увечья. Дома превратились в склепы, похоронившие под своими обломками и живых, и мертвых. Тяжелее всего было тем, кто попал в каменный плен собственных домов.

Некоторые люди по нескольку дней оставались абсолютно обездвиженными под завалами. Они не знали, что произошло, придет ли помощь.

Историю Эммы Акопян и ее трехмесячной дочери Мариам знает весь мир. Женщина с ребенком провела под развалинами своего дома долгих семь дней и только чудом осталась в живых. Сначала она кормила дочь грудью, но когда молоко пропало, проколола палец, и в ход пошла материнская кровь. Но это, скорее, исключение из правил. Многие умирали, так и не дождавшись помощи.

Помощь начала приходить только на третий день

В тот день стихия уничтожила несколько сотен школ и детских садов, более 400 поликлиник и больниц, 230 промышленных предприятий, 600 километров автодорог и 10 километров железнодорожных путей.

Катастрофическое землетрясение вывело из строя около 40 процентов промышленного потенциала Армении. Помощь начала приходить только на третьи сутки после катастрофы – 9 декабря 1988 года в аэропорты Еревана и Ленинакана начали прибывать самолеты с грузом медикаментов, донорской крови, медицинского оборудования, одежды и продовольствия не только из Советского Союза, но и из многих других стран.

Даже известный шансонье Шарль Азнавур, в котором течет армянская кровь, специально приехал в пострадавший Ереван с гуманитарной помощью, тем самым привлекая мировую общественность к трагическим событиям в зоне бедствия.

Мародеры не гнушались ничем

Пока большинство людей были охвачены горем и искали родных, мародеры спешили обогатиться. Они грабили сберегательные кассы и магазины, без зазрения совести присваивали себе чужие вещи.

Не гнушались ничем: снимали даже золотые украшения прямо с тел погибших. Чтобы прекратить этот произвол, на помощь пострадавшим пришли 20 тысяч военнослужащих. Однако наряду с вопиющими случаями мародерства были и абсолютно противоположные истории.

Так, в Ленинакане из колоний и тюрем выпустили родственников пострадавших и погибших, чтобы те помогали в раскопке завалов. Из тюрем выпустили 250 человек – все они вернулись через неделю. Сбежал только один. Но и он вскоре был задержан и отправлен обратно.

Выпуск программы «Время»

Советские власти обычно скрывали информацию о стихийных бедствиях. Но вечером 7 декабря программа «Время» была почти целиком посвящена землетрясению. А 10 декабря, прервав визит в США, в район землетрясения вместе с женой прилетел генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев.

Ознакомившись с положением, он объявил, что, учитывая погодные условия, на поиск выживших у спасателей осталось 7 дней. Температура воздуха в те дни была существенно выше декабрьской нормы, но шансы отыскать под обломками зданий живых с каждым днем стремительно уменьшались. По признаниям очевидцев, увидев масштабы бедствия, супруга Горбачева Раиса Максимовна разрыдалась.

Ни один ребенок не оказался в детском доме

После землетрясения ни один ребенок, оставшийся сиротой в результате страшной катастрофы, не был отдан на усыновление в чужую семью – всех сирот забрали родственники.

Семья известного режиссера Сарика Андреасяна стояла в очереди на усыновление четырех детей. «Хорошо помню из детства, как каждый год 7 декабря все вспоминали о землетрясении в Армении. Даже после развала СССР это было. А потом стало постепенно затихать, что, на мой взгляд, неправильно. Помня трагедию, мы проявляем уважение к людям, которые через это прошли, людям, жизнь которых тогда оборвалась. Это дань памяти», – рассказывает режиссер Сарик Андреасян, воссоздавший события 1988 года в фильме «Землетрясение».

Жертвам безвинным, сердцам милосердным

Мужественным спасателям и жертвам землетрясения в Армении в современном Гюмри сегодня установлено несколько памятников.

Самый известный из них был открыт на 20-летнюю годовщину трагедии. Он называется «Жертвам безвинным, сердцам милосердным» и изображает нагромождение бетонных блоков и людей: здесь и солдат советской армии, помогающий ребенку выбраться из-под завалов, и французский доброволец с розыскной собакой.

Символично, что установили памятник напротив восстановленного храма Всеспасителя. Отметим, что ежегодно 7 декабря считается днем поминовения жертв землетрясения в Армении, послы многих государств и высокопоставленные лица страны отдают дань памяти жертвам землетрясения возле возведенного Мемориала в городе Гюмри. В этот день армянские храмы во всем мире проводят специальные панихиды по погибшим в результате стихии.

Гуманитарная помощь

Тогда в СССР не было министерства чрезвычайных ситуаций, и на ликвидацию последствий  первыми бросили солдат-срочников, пограничников из частей, которые располагались по соседству. 7, 8 и 9 декабря из-под руин извлекли 4328 человек, живыми оказались 1440. Спасательной операцией руководил председатель совета министров СССР Николай Рыжков. Он вспоминал: «Через неделю мы более-менее научились работать, если можно так сказать, потому что это страшная учеба. Но, тем не менее, мы уже понимали, что надо делать, не то что первые дни мы вообще ничего не понимали». Из всех регионов страны в зону бедствия на подмогу слетелись опытные туристы, члены альпинистских клубов и спасатели – он организовались сами, по своим альпинистским каналам.

Врачей и психологов в Армению отправляли со всего СССР.

Дни и ночи напролет люди разбирали завалы, расчищали дороги. Михаил Горбачев 7 декабря был в Америке – генсек остановил визит и полетел в Ленинакан. Он сразу же попросил помощи у мирового сообщества, и тогда в Спитак, Ленинакан съехались люди люди из 105 стран, и работали бок о бок. 111 стран оказали пострадавшей республике гуманитарную помощь. В Америке этой работой руководил брат Джорджа Буша-старшего, Джеб Буш. Это горе объединило весь мир, а многие страны помогали Армении не только в эти дни, но и в следующие годы: итальянцы и австрийцы построили в Спитаке жилые районы, норвежцы – современную больницу, британцы – школу. А граждане СССР в каждом городе, в каждом маленьком селе собирали теплую одежду, одеяла, продукты, игрушки.

Страшнее Чернобыля

Разорванные тела и стоны под руинами – это было одно из самых разрушительных стихийных бедствий XX века. Спитакское или, как его еще называют, Ленинаканское землетрясение унесло жизни 25 тысяч человек, 140 тысяч остались инвалидами и еще больше полумиллиона – без крыши над головой. Это – по официальным данным.

За 30 секунд решилась судьба всего Спитака – эпицентра бедствия – он буквально смешался с пылью. Землетрясение магнитудой в 10 баллов (из 12) не дало и малейшего шанса на выживание. Сильно пострадали также города Кировакан (ныне Ванадзор) и Ленинакан (ныне Гюмри). Подземные толчки ощущались в Ереване и в столице Грузии – Тбилиси.

Специалисты подсчитали: во время землетрясения в зоне разрыва земной коры была высвобождена энергия, равная взрыву десяти атомных бомб, похожих на те, что были сброшены в 1945 году на японский город Хиросиму.

То, что в те дни пережил армянский народ, вряд ли можно передать словами. В момент катастрофы мало кто понимал, что происходит. На ум приходило все, но никак не землетрясение.

Каринэ Дарбинян в этот день не пошла на работу и не отвела дочку в школу. В момент, когда случилось землетрясение, она благодарила Бога, что решила остаться дома. Аптека, в которой она работала, сравнялась с землей, а сотрудницу придавило плитой.

Хаос царил повсюду – люди буквально проваливались под землю. Вагоны падали, школы и больницы рушились. За эти 30 секунд жизнь армян поделилась на «до» и «после». Когда тряска закончилась и пришло осознание, над городами разнеслись стоны и вой людей. Они пытались найти своих родных, бежали в школы и сады, куда утром отправляли своих детей. Эта трагедия стала общим, национальным горем.

В первый день после трагедии к развалинам не мог подъехать ни один подъемный кран. Дороги были разрушены,  везде были пробки. На помощь спешили военные и медики. Завалы разбирали даже заключенные, которых выпустили из тюрем. Узнав о стихии, люди из разных концов мира рванули на помощь к пострадавшим. 111 государств со всех континентов отправили свыше 20 тысяч солдат и офицеров и больше 3 тысяч единиц военной техники. Проводили сбор гуманитарной помощи. Ежедневно в Армению прибывали 1500 вагонов, сотни военно-транспортных и гражданских самолетов везли стройматериалы, технику и продукты. Эвакуировали более 100 тысяч раненых, оставшихся без крова.

Цавт танем, Армения!

«Цавт танем» в переводе означает «унесу твою боль». В дни «черного декабря», наверное, каждый армянин шептал про себя, а может и выкрикивал эти слова. Невыносимо видеть боль родного человека и не быть способным ему помочь. С этими словами на устах приехали из Саратова два друга-врача – Даниил Пучинян и Роберт Капрелов. Седьмого декабря оба добровольцами отправились в военкомат и твердо решили: едем в Армению! Тогда из Саратовской области на помощь выехал полк гражданской обороны из 1600 человек. Но эшелон ехал с задержками, поэтому в Ленинакан доехали только 14 декабря. Роберт Капрелов – хирург по специальности – ехал на подмогу врачам.

Весь полк из Саратова расположился неподалеку от центра Ленинакана, в палатках. Позже Капрелова отправили в городскую больницу. Там он провел три месяца и сделал около пятидесяти операций. А физиолог и командир медицинской роты Даниил Пучинян провел три месяца в палатках.

«Когда мы приехали, мы увидели руины. Зрелище не для слабонервных. Мне защемило сердце, когда я увидел на этих развалинах куклу. Я был взрослым мужчиной, но слез сдержать не смог. И гробы, тысячи гробов. Зрелище не для слабонервных», – вспоминает Даниил Пучинян.

Найти и с достоинством похоронить – это все, чего хотели потерпевшие. Они открывали гробы, выискивая своих родителей. Молили спасателей даже частями выкорчевать из-под панелей тела любимых. После – бесконечно благодарили, обнимали, даже дарили спасателям банки варенья.

В эти секунды, минуты, часы и дни, которые считал про себя каждый выживший, сплотились не только жители Армении, но и люди всего мира. Став единым механизмом, они сумели помочь раненым и достойно проводить всех тех, кто не выжил и так и не дождался оттепели.

В завершение

Спитак. Покосившиеся остатки элеватора.

Тем временем спасательные работы продолжались. Собаки зарубежных спасателей искали заваленных, и важно было быстрее понять, на что реагирует собака – на живого или мертвого. Иногда быстрота принятия решений выливалась в короткие переводы с немецкого на армянский: «Цвай минутн» — «ерькý ропé» («две минуты». Правильно по-армянски «Э’рькус» — «два», — но в быстром произношении это трансформируется в «ерькУ’»). Развивался опыт и чувство оптимальности. Подача света большими фонарями в ночную смену организовывалась группами по-разному – лучше выделить отдельного осветителя на краю ямы. Постепенно наладилось питание в рабочую смену: в определенном месте стояли ящики с консервами разных видов, и каждый набирал сколько нужно. Хотя зачастую перекусывать приходилось рядом с вытащенными из завала и уложенными на подъездных участках дорог телами. Уйти было некуда, а далеко некогда. Сами завалы обрастали сетью проходов, пятнами расчисток, и постепенно как бы осваивались действующими на них командами и группами.

Справка. Штамп спитакской швейной фабрики – единственный спитакский штамп, который был найден в завалах и использовался для любых выдаваемых документов.

Множество деталей сливались в плотный событийный поток. Постепенно менялась обстановка. Через две недели уже не находили выживших в руинах, прошло слишком много времени. А сами завалы еще оставались огромными. Начался разбор завалов техникой. На возвышении, неподалеку от города, взрывали сахарный завод, его покосившиеся многотонные емкости сахарных аппаратов и другие массивные его части. Перед этим сутки простукивали трубопроводы и железные колонны, спустившись в самые щели. Но никто живой не отозвался, и конструкции начали взрывать, чтобы растаскивать их техникой по частям. Приехала смена, и сводный отряд, передав прибывшим свой лагерь и наставления, покинул зону Спитака и позже расформировался, подобно отряду Ксенофонта в конце его «Анабазиса».

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl + Enter.

Сопромат

Первый день спасательных работ стал шокирующим. Увидеть завалы воочию и начать разбирать их оказалось непросто. Вблизи они выглядели как длинные холмы двух-трехэтажной высоты, образованные вздыбленными хаотичными обломками плит, ощетинившихся кусками стальной арматуры. Кое-где возвышались, подобно скалам, вертикальные останки домов. Во многих местах холмы дымились от тлевших внутренних пожаров. Именно так должна выглядеть городская местность после взрыва термоядерного заряда мегатонного класса.

Ко всему пришлось сразу привыкать: к дымящимся завалам из недавних пятиэтажек, к запаху гари и трупов, к покрывавшей все бурой пыли, к массе тел погибших. Нужно было с ходу наладить взаимодействие с командирами, техникой, поисковыми группами с собаками, в том числе с зарубежными группами. Вжиться в ход поисковых работ с согласованными пятиминутками тишины, во время которых слушают стуки и голоса из-под завалов. Сразу отстраивались короткие перекуры, прием пищи, получение инвентаря, респираторов, освещение и координация объектов ночью. И прочие технические и бытовые моменты, наполнявшие долгие и трудные дневные и ночные смены.

Лагерь. Утро перед выходом на дневную смену. Спасатели греют руки у маленького костра. На этом и других фото присутствует и автор материала.

Важно было непрерывно держать ухо востро: нагромождения бетонных обломков порою заваливались при разборе, давя спасателей. Да и просто поднять кусок бетонной плиты было непросто. Тяжелый фрагмент обычно не за что было подцепить крюком крана. Иногда на разломах железобетонных плит виднелись стальные прутья арматуры внутри плиты – тогда цепляли за них. Но в половине случаев эти прутья просто выдергивались из плиты, взламывая ее поверхность, словно это был не бетон, а плохо склеенный песок. Такую низкую прочность бетона связывали с нарушением технологии на заводах железобетонных изделий, где в бетон добавляли меньше цемента, чем полагалось. Этот фактор называли и одной из причин столь тотального разрушения спитакских пятиэтажек. Их во всем городе осталось стоять только несколько штук. На них смотрели как на непонятное чудо.

Поэтому при подъеме плит и их кусков груз иногда обрывался и падал вниз, соскальзывая по завалу на людей. Завал от такого удара и сам мог поползти вниз, ощетиниваясь плитами. Кроме того, поднимать плиту за одну найденную точку крепления, например заводскую проушину, простым выдергиванием из завала было нельзя. Своим волочащимся нижним краем бетонная плита раздавливала людей, оказавшихся под ней. И тогда гибли не спасатели, а выжившие после обрушения и лежащие зажатыми под обломками жители. Случалось поднимать плиты, с которых текла кровь. Это означало, что при подъеме раздавили этой плитой тело погибшего, или, возможно, еще живого человека. К сожалению, сразу такие ошибки исключить не удавалось, они становились понятны лишь в ходе работ.

Лагерь. Спасатели согреваются у костра. Слева виден импровизированный стол из большой кабельной катушки.

Из-за завалов краны могли проехать далеко не везде, и дотянуться не до любых мест. Там, где техника помочь не могла, плиты кололи на фрагменты вручную, ломами и кирками. Группы в несколько человек выносили получившиеся куски руками, пробираясь через вздыбленные завалы с острыми осколками и торчащей арматурой. Высота завалов достигала двух этажей и больше, поэтому путь по ним с тяжкой ношей был долгим и трудным. В ночную смену освещался только центр работ, а путь от него к краю завала обычно проходил в темноте, тянувшейся на многие метры. В ней не было видно, куда ставить ногу: на острый скол, скользкий скос обломка, осколки стекла или в пустоту черной щели с риском сломать кость. Уцепиться за что-либо руками было невозможно – руки держали тяжкий груз бетонного фрагмента плиты. Зачем же было лезть в самое сердце завалов, куда не дотягивались краны? Потому что там ежечасно умирали люди, зажатые под обломками – и на краю, и в центре обломочных холмов, в которые превратились пятиэтажки.

Автомобиль МАЗ, найденный спасателями почти не поврежденным, был быстро отремонтирован и поступил в спасательный отряд в качестве его техники. На переднем плане спасатель, ставший водителем МАЗа.

Был и еще один фактор опасности. Иногда в завалах попадались пустоты, похожие на пещеры или проходы вглубь. Было логично залезть в них и послушать, отзовется ли там кто живой, чтобы понять, где разбирать в первую очередь. Но сейсмическая активность продолжалась, особенно ощутимой она была в первые дни после основного удара. При сильных толчках завалы могли съехать и осесть, покосившиеся части зданий обрушиться, и тогда забравшиеся вглубь спасатели гибли.

Переохлажденная жидкость

Вопрос снабжения питьевой водой сам собой не решался. Водопровод в разрушенном городе не работал – не было электроэнергии, насосная станция лежала в руинах, а система трубопроводов оказалась разорвана во множестве мест. Вода из Памбака для питья не годилась, потому что в нее происходил стихийный сток из разрушенного города, наполненного тысячами мертвых тел людей и животных. Машин-водовозок не хватало; кроме того, на местах не было емкостей, чтобы хранить привезенную питьевую воду.

Поэтому снабжение водой складывалось по ситуации – то приезжала автобочка-водовозка, то привозили местную бутилированную минеральную воду. Минеральная вода в бутылках являлась надежным питьевым источником, и в лагере образовался большой штабель проволочных металлических ящиков с бутылками минеральной воды. Он был длинным и достигал роста человека; из этого источника брали воду для всех пищевых нужд. Суп и каши варили на минеральной воде, в ней же заваривали чай, от этого всегда по-монгольски подсоленный. Иным это нравилось, а кто-то скучал о несоленом чае, взять который было неоткуда.

Спитак. Стадион. На трибунах лежат различная теплая одежда, присланная со всего Советского Союза. Любой спасатель мог подойти и выбрать нужную ему вещь.

Морозы стояли несильные, около семи-десяти градусов ниже нуля. Минеральная вода в этих условиях не замерзала — видимо, в силу своей солености, как думали обитатели лагеря. И однажды автор, извлекая холодным утром очередную бутылку из ящика в штабеле, уронил ее на грунт себе под ноги. Поднимая, он обратил внимание на странный матовый вид бутылки, которая только что была прозрачной. Внутри оказалась не жидкость, а пропитанный водой снег. Но ведь все бутылки в штабеле стояли совершенно прозрачными! Исследователь взял еще одну бутылку и бросил на грунт. За несколько секунд она стала матовой.

После обнаружения феномена спасатели любили наблюдать за только что открытым явлением. Из штабеля извлекалась очередная бутылка с прозрачной минералкой. Энергичный удар ладонью в дно приводил к немедленному и быстрому, за секунды, вырастанию внутри бутылки больших и длинных игловидных кристаллов льда. Они на глазах срастались в ледяные агрегаты, заполнявшие собой всю внутренность бутылки. Между ледяными сгустками кое-где оставалась вода. Вылитая из такой «осажденной» бутылки, она оказывалась сильносоленой. В то время как кристаллизующийся лед почти не содержал соли – происходила сепарация соли вымораживанием. Так было «открыто» не только переохлажденное состояние минеральной воды в бутылках, но и способ ее опреснения, позволявший пить из растопленного бутылочного льда почти не соленый чай.

Стоп, камера!

Это землетрясение было самым страшным и разрушительным за всю историю СССР. Оно захватило весь север Армении, огромную территорию. 58 сел были уничтожены, пострадали 300 населенных пунктов. Сергей Кузнецов прилетел в Спитак одним из первых, как фотограф «Комсомольской правды». Он вспоминал, как это было: «Было ощущение, что мы приземляемся в район съемок фильма ужасов. Количество гробов и трупов не поддавалось человеческому осознанию.

Уже на земле я надеялся, что кто-то сейчас выйдет и скажет: «Стоп, камера».

Что случилось в Спитаке

До этого черного  дня Спитак был обычным советским райцентром; туристы, приезжавшие в Армению, его не посещали: там не было ни архитектурных памятников, не красивых пейзажей. Спитак вырос из села – в Советском Союзе было полно таких городков: пара промышленных предприятий и хрущевки для людей, которые в них работали. Люди там жили, как во всех небольших городках: любили, растили детей, работали. 7 декабря около 12 часов по местному времени все это закончилось. В деревне Налбанд  (сейчас это Ширикамут) рядом со Спитаком землетрясение ударило с силой 11 баллов из 12. Выжившие рассказывали потом, как крутило землю: в одних местах она вздымалась, в других проваливалась; как изгибались и рвались железнодорожные рельсы, как будто их гнул и ломал безумный великан; как треснула земля и в огромную расщелину рухнул пастух с отарой – его так и не нашли. В Спитакезафиксировали толчки магнитудой 10 баллов, в Ленинакане (сейчас это Гюмри, второй по численности населения город в Армении) — 9, в Кировакане (теперь это  Ванадзор) — 8 баллов.

По силе воздействия это землетрясение сопоставимо со взрывом ядерных бомб (в тротиловом эквиваленте равным сброшенным на Хиросиму и Нагасаки).

Различия сейсмических волн

После основного землетрясения в течение некоторого времени возникают повторные толчки, называемые афтершоки (от английских слов after — «после» — и shock — «удар»). Это продолжает разряжаться остаточное напряжение в смещающихся массивах горных пород, сохранившееся после основного удара. Резкий сдвиг порождает расходящиеся от области подвижки сейсмические волны. Специалисты знают, что существуют сейсмические волны объемные, бегущие в недрах Земли, и поверхностные, распространяемые по земной поверхности и являющиеся наиболее разрушительными.

Самые разрушительные сейсмические волны — поверхностные, распространяющиеся по самой земной поверхности.

Поверхностные волны, в свою очередь, делятся на два типа. Первый — волны Лава, названные так по имени исследовавшего их английского математика Огастеса Лава (Augustus Edward Hough Love). В них колебания земной поверхности происходят поперек бега волны, вправо-влево от стрелы ее направления. И волны Лава действительно первые, так как их скорость выше, и они идут впереди второго типа волн.

Вторые поверхностные волны — волны Рэлея, предсказанные английским физиком лордом Рэлеем (John Strutt, 3rd Baron Rayleigh). Они подобны волнам на поверхности воды, с вертикальными горбами и впадинами. Колебания точки земной поверхности в волнах Рэлея происходят вверх-вниз и вперед-назад. Точка грунта при этих колебаниях описывает эллипс в вертикальной плоскости — точно как в волнах на поверхности моря. Волны Рэлея движутся медленнее и идут позади волн Лава.

Но вернемся в Спитак. Добравшись в свой полевой лагерь вечером, после долгого и трудного первого дня работ, спасатели расползлись по палаткам. Утомление давало себя знать, и трое друзей растянулись на полу своей маленькой палатки, не обращая внимания на урчание и лязг гусеничной техники, шедшей по грунтовой дороге в тридцати метрах.

Неожиданно одна из тяжелых машин приблизилась к палатке, видимо, сбившись с дороги в темноте. Судя по мощному низкому рыку, сюда шла могучая инженерная машина разграждения на танковом шасси. Ее низкий гул внезапно раздался у самой палатки. Усталые спасатели уже собрались подниматься, чтобы выскочить наружу и не попасть под гусеницы. Вдруг водитель заснул, такое бывало не мудрено.

И в этот момент их начало возить по полу палатки из стороны в сторону. Быстро и сильно, не давая опомниться и понять, что происходит. Тела почти катались, и машинально хотелось за что-нибудь ухватиться. Через полторы-две секунды возня вдруг прекратилась, и без пауз и перерывов перешла в серию нарастающих ударов снизу, в спину. Быстро и часто, все сильнее и ощутимей — бах, бах, бах! И вдруг все разом оборвалось и затихло.

Возбужденные и ошарашенные, спасатели выскочили из палатки. Никакой разградительной машины не было. Из соседних палаток вываливался народ. «Землетрясение! Вот это были толчки!» Так автор буквально на своей шкуре ощутил разницу между идущими впереди волнами Лава, возившими его по полу палатки, и пришедшими позже волнами Рэлея с их вертикальными колебаниями, изрядно бившими в спину. Землетрясений до и после Спитака случалось в жизни достаточно, в разных местах, от Камчатки до Мексики. Но гул землетрясения послышался только один раз – этот тяжкий низкий рык, принятый за внезапное гудение близкого танкового дизеля.

Тела

Трудным был не только сам по себе разбор завалов, но и вынос найденных тел, которые лежали почти повсюду под хаосом нагромождений. Их перенос был, пожалуй, труднее, чем перенос твердых фрагментов, ухватиться за которые оказывалось проще.

Самый первый, надежный и достоверно выявляемый признак смерти человека — прекращение иннервации глаза, когда зрачок перестаёт управляться головным мозгом. Это называется синдром Белоглазова, который наступает через 15-20 минут после смерти головного мозга. Глазное яблоко теряет упругость, и зрачок при сдавливании его пальцами становится сплюснутым — так называемый кошачий глаз. Через несколько часов после смерти тело охватывает трупное окоченение, обозначаемое в медицине термином rigor mortis. Тело становится твердым и жестким, словно деревянное. До сих пор точно неизвестны механизмы окоченения, хотя есть много разных гипотез. Да и само окоченение происходит по-разному. Например, если в мозжечок (два горизонтальных пальца над ухом, как учат снайперов для так называемого выстрела безвыходного положения) попадет пуля, то трупное окоченение разовьется мгновенно, всего за две-три секунды, надежно зафиксировав точное положение тела в момент смерти. Через два-три дня и более окоченение проходит, или разрешается, как говорят медики.

Спитак. Стадион. Большие штабели гробов, сложенных по окружности стадиона.

Спасатели сводного отряда начали работу на третьи сутки после землетрясения. Поэтому им приходилось иметь дело с телами в мягком состоянии, и с течением дней это состояние только усиливалось. Позже оказывалось часто невозможным брать тело за конечности – они могли оторваться, и отрывались. Переносить погибших приходилось на носилках, с которыми пробираться по завалу было нелегко. Из-за крутизны нагромождений носилки наклонялись, и достаточно тяжелое тело норовило соскользнуть, скорее как бы перетечь в своей коже за носилки.

Спитак. Стадион. Высота огромного штабеля из гробов (на заднем плане), опоясывающего стадион, превышает рост человека.

В действительности случалось всякое: и отпадение голов, и других частей тел, и соскальзывание при переноске. Хотя постепенно появлявшийся опыт помогал делать вынос тел за пределы завала быстрее и правильнее. И все же сохранялось отчетливое физическое отличие этой особой трагической ноши от любых других переносимых грузов. В начале работ это было трудно еще и психологически. Но постоянная практика в сочетании с утомленностью постепенно вырабатывали хладнокровие и спокойное отношение к таким ношам. Человек привыкает ко многому, даже к страшному и шокирующему.

Течения газов внутри завала

Углекислый газ тяжелее воздуха, это его свойство общеизвестно. Но в ситуации завалов с заблокированными там людьми это свойство зачастую становилось решающим для жизни или смерти. В момент землетрясения в жилых домах работали кухонные плиты, и после обрушений в завалах возникали пожары. Часто они принимали форму очагов тления, и сохранялись по многу дней. Продукты горения и перегонки расползались глубоко внутри нагромождений в виде углекислого газа и дыма, не всегда поднимаясь вверх. Часть их охлаждалась и опускалась в нижнюю часть завалов, лишая выживших при обрушении возможности дышать. И многие оставшиеся живыми в момент обрушения погибали позже от удушья, если к ним по щелям стекался углекислый газ или тяжелые дымы.

Через несколько лет на занятиях по действию оружия массового поражения возникла небольшая дискуссия. Преподаватель задал аудитории вопрос – что нужно делать первым делом для помощи пострадавшим после возникновения завалов от действия ударной волны атомного взрыва? Аудитория разразилась ответами кто во что горазд. Перекрикиваться с пострадавшими, попытаться протолкнуть к ним еду, или передать им воду, или немедленно начинать разбор плит над зажатым под ними человеком. В действительности же первым делом нужно включить компрессор и постараться подать шлангом воздух как можно ближе к зажатым в завале. Если им обеспечить дыхание, все остальные действия могут спасти человека. В противном случае даже самый быстрый разбор завала закончится извлечением тела погибшего. Хотя, конечно, все правила хороши в теории, а практика всегда может внести жесткие или неожиданные корректировки.

Мелкодисперсная компонента

Все завалы, руины, места работ были покрыты плотным слоем пыли. Пыль была везде и проникала всюду. Любой предмет, извлекаемый из завалов, любой фрагмент, любое тело были густо посыпаны пылью. Цвет ее варьировался в широком диапазоне бурых оттенков, от светлых до совсем темных. Местами она приобретала цвет светлых туфов, широко использовавшихся при строительстве Спитака. Возможно, они крошились при разрушении каким-то своим способом, порождая мелкодисперсную компоненту.

Лагерь. Спасатели после смены. Респираторы настолько привычны, что их не снимают даже здесь, в лагере, где пыль не так донимает.

Другая часть пыли появилась от разрушения бетонных плит и других минеральных строительных материалов. Пахла пыль горелым камнем, и часто поднималась облаком над местом разборов завала. Спасателям пыль доставляла много неудобств. Работы всегда сопровождались большими физическими усилиями, вызывавшими учащенное дыхание. Пыль забивала носоглотку и легкие, поэтому без респираторов осуществлять непосредственный разбор завалов оказывалось непросто.

Спасатели после трудовой смены пьют в лагере чай, не снимая респираторов с головы – просто не ощущают их.

Но респираторы не защищали лица, на которое пыль садилась плотным покровом, особенно когда при нагрузках лицо работавшего потело. Пыль лезла в глаза, вызывая их раздражение. Вытереть глаз, разъедаемый пылью, было нечем. Руки тоже оказывались в пыли, и ими страшно было прикоснуться к глазам. А воды, чтобы промыть пыль, рядом обычно не находилось – эпоха пластиковых бутылок еще не наступила. Разъедающее действие пыли приходилось просто терпеть, привыкать к ней. Как говорил Фритьоф Нансен про холод – «к холоду привыкнуть нельзя, его можно только научиться терпеть». То же было и с пылью в Спитаке. Отмывать лица обычно удавалось только вечером, в лагере. И до начала очередной смены лицо отдыхало, чтобы вскорости снова покрыться характерной пылью тотального разрушения.