Было ли оно рукотворным
Спитакское землетрясение 1988 года, в результате которого погибли по меньшей мере 25 тысяч человек, ненадолго сплотило народы СССР. На второй план отступил даже разгоравшийся карабахский конфликт – Азербайджан оказывал помощь Армении наряду с другими республиками. Вместе с тем, сразу же после землетрясения возникла версия о «сейсмическом геноциде армян» со стороны союзного центра.
«Мы не ожидали таких последствий»
О том, что катастрофа в Спитаке могла быть рукотворной, заговорили уже в 1988 году. Периодически данную тему и сейчас поднимают журналисты и блогеры в Ереване. Согласно этой версии, Москва испытала в Армении тектоническое оружие огромной мощи. Одна из задач военных, возможно, заключалась в том, чтобы армяне, шокированные трагедией, забыли о территориальных разногласиях с Азербайджаном. Тем самым должна была укрепиться целостность Советского Союза.
В качестве ключевого доказательства приводится тот факт, что ещё летом-осенью 1988 года Минобороны эвакуировало с полигонов под Спитаком и Кироваканом боевую технику. Командному составу этих воинских частей был предоставлен отпуск и они выехали в Россию. Кроме того, до армян доходили слухи о грядущем «большом испытании» — об этом шептались между собой члены семей советских военных. А после самого землетрясения солдаты по непонятным причинам оцепили пустырь под селом Налбалд, где почва провалилась на 3-4 метра. Предположительно, именно здесь был произведён вакуумный ядерный взрыв в карстовой пещере, равный по силе энергии 10 «обычных» атомных бомб.
Как «чистосердечное признание» расцениваются слова министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе, который в интервью зарубежным СМИ обронил следующую фразу: «Мы не ожидали, что последствия землетрясения будут такими катастрофическими». В феврале 1988 года тот же Шеварднадзе во время визита в Японию упомянул, что Советский союз располагает «четырьмя типами геофизических бомб».
Другая версия напрямую возлагает ответственность за Спитакское землетрясение на азербайджанских учёных-геологов, которые якобы разработали «методику дистанционного воздействия на очаг землетрясений», и с её помощью сумели сместить эпицентр толчков на территорию Армении.
Контраргументы
Сторонники традиционной версии считают, что миф об испытании тектонического оружия был искусственно создан в конце 1980-х годов, чтобы подогреть сепаратистские настроения в Армении.
У советского руководства, даже если оно планировало испытать сейсмическое оружие, не было никаких оснований подвергать риску густонаселенную территорию северо-западной Армении, где располагалось 300 населённых пунктов. Экономическое положение страны не позволяло обременять бюджет расходами на восстановление жилья для полумиллиона человек.
По словам геолога-геофизика Григория Шехтмана, механизмы воздействия на очаги землетрясений посредством взрывов в СССР действительно прорабатывались, но не с целью провоцирования природных бедствий, а для их предотвращения.
«Слухи о том, что Спитакское землетрясение в 1987 году было якобы «устроено» азербайджанскими и московскими сейсмологами с целью нанесения ущерба Армении, являются чистым вымыслом», — утверждает ученый (цитируется по статье в «Независимой газете»).
Стоит отметить, что землетрясения в пострадавшей местности и прежде не были редкостью. Например, в 1926 году произошло страшное Ленинаканское землетрясение с 300 погибшими. Плохая сейсмоустойчивость построек в этих местах объясняется не злым умыслом, а традиционной вороватостью советских строителей, которые по привычке «экономили» стройматериалы.
Так или иначе, Армения, обвинявшая в своих бедах Советский Союз, скорее проиграла от его распада, чем выиграла. Существовавшие общесоюзные планы восстановления Спитака и окрестностей к 1993 году так и не были реализованы. Даже сегодня, спустя 30 лет после трагедии, сотни семей из сельской местности проживают во времянках. Выделить жильё последним пострадавшим от землетрясения в Армении планируют в 2020 году.
Виновны ли в нём советские военные
В результате стихийного бедствия погибло более 25 тысяч человек, около 19 тысяч стали инвалидами, лишились крова 530 тысяч армян.
Были полностью разрушены город Спитак и 58 сел. Частично разрушены города Ленинакан, Степанаван, Кировакан и еще более 300 населенных пунктов.
Мы попросили шахтинцев свидетелей этой трагедии рассказать о тех событиях.
Мовсес Киракосян, директор АКПЦ «Андраник» г. Шахты
— Я вырос в Ереване, но родился в Ленинакане и там жила моя бабушка. В момент землетрясения я был в училище, бежал по лестнице и даже не заметил, но как только я попал в класс, мне навстречу уже выбегали взволнованные одногруппники. Меня просто вынесло из помещения встречной волной. Когда мы выбежали на улицу, я заметил, что стекла все еще дрожат.
Город, которого нет
— Тогда еще не было такой связи мобильной как сейчас, поэтому все, что можно было узнать, люди черпали друг у друга. Помню, ехал в автобусе и все говорили, что Спитака нет, Ленинакана – нет. Они ушли под землю. Я не мог в это поверить, подумал, что люди преувеличивают. Мне было пятнадцать и у меня в голове просто не укладывалось, как такое может быть – нет города.
Наутро родители отправились в Ленинакан за бабушкой, а я пошел на занятия. Когда я уже подходил к училищу, встретил на автобусной остановке друга, он ждал меня. Рядом стоял ЕрАЗ, который с добровольцами отправлялся на разбор завалов в Ленинакан. Мы вдвоем спонтанно, никого не предупредив, решили присоединиться. Сейчас, по прошествии времени, я не могу сказать, что нами, совсем еще детьми, двигало. Наверное, ощущение необходимости помочь всем, чем возможно.
В Ленинакан я ездил каждое лето к бабушке, и город знал хорошо. Первое понимание масштаба трагедии пришло, когда я увидел разрушения. Там, где стояли многоэтажные дома, были только груды бетона. Мне стало жутко, по телу пошли мурашки. Больше я этот город не узнавал. В тот момент я по-настоящему начал понимать, что случилось страшное.
Работали как роботы
— Первое, что я увидел, это изломанное тело девушки, свисающее с разрушенного панельного здания, ее длинные черные волосы развевались. Эта картина въелась в память.
Мы подошли к этому зданию и так как все были заняты разбором завалом, мы с другом, не раздумывая, принялись помогать доставать людей. Кто-то оставался живой, некоторые отделались синяками, кто-то переломами, но доставали и мертвых. Работали на автомате, как роботы, стараясь не задумываться. Потом мы ушли к другому зданию.
Следующее, что я отчетливо запомнил, это детские тела. Жуткое зрелище. Мы проходили мимо школы и там лежало очень много детей, прямо друг на друге, накрытые простынями. Откуда-то привезли гробы и их тоже складывали у дороги.
Уже и не помню как, я узнал, что бабушка осталась жива. Дом, в котором она жила, пятиэтажка, треснула, но осталась стоять, а сама бабушка была в момент землетрясения на улице, так и выжила. Родители забрали ее в Ереван.
Мы работали целый день, помогали то тут, то там. Потом подъехала машина с продуктами. Тогда мы в первый раз увидели иностранную помощь. Сыры, колбасы, хлеб, консервы. Их кидали из кузова грузовика людям в толпу, чтобы те, кто работал на завалах и те, кто остался без крова, смогли поесть. На второй день начала приходить помощь из-за границы. Помню краны из Казахстана, очень много со всего Советского Союза людей приезжало, люди со всего мира были там. Ночью мы решили ехать домой. Возвращались на переполненном автобусе ”Икарус”. Сидели прямо на лестницах, потому что весь автобус был забит людьми. И тогда к нам с другом пришло осознание того, что мы делали, что видели. Все ужасы трагедии, что постигла Армению. Стало плохо, нас затошнило. В итоге мы оба заболели Боткина. Я оказался в больнице.
В ликвидации последствий Спитакского землетрясения я участвовал один день в Ленинакане. Основное, что не забывается, — это жуткие моменты, когда достаешь тело из-под завалов. В 15 лет я был еще ребенком, нынешние дети в этом возрасте поранятся и уже плачут, а мы делали такое дело. Нам хотелось быть полезными, хотя многим уже было не помочь. Слышать рассказы о тех событиях — одно, совсем другое, когда приезжаешь в город детства и не видишь привычных ориентиров: многоэтажек, что с двух сторон от дороги стояли, просто нет, толпы растерянных людей рыдают, много техники и солдат из соседней военной части. Местные жители, оставшиеся в живых, кто искал ребенка, кто своего отца. Жуткое зрелище, а еще своеобразный запах — это невозможно забыть. До сих пор это зрелище перед глазами.
Современный Гюмри (Бывший Ленинакан). 2021 год. Фото из личного архива М.Ж. Киракосян.
— В Шахтах с 2010 года строится апостольская церковь Сурб-Саркис. Она уникальна тем, что является поистине народной и строится “с миру по нитке” на деньги армян. Как говорится, церковь дорога не стенами, а людьми, которые туда приходят, и свята тем, что каждый свою частичку, свой труд вносит. Сейчас мы уже близки к завершению. Готова внутренняя отделка камнем. В следующем году будем делать внешнюю отделку. Камень привезен из Армении. Хотя алтаря у нас еще нет, мы уже проводим рождественские литургии, у нас было пять венчаний и 15 крестин. 7 декабря мы также собираемся в церкви, зажигаем свечи, вспоминаем всех невинных жертв трагедии.
Апостольская армянская церковь Сурб-Саркис в Шахтах.
Вагинак Героян, первый заместитель руководителя армянской общины
— Я практически всю жизнь, 47 лет, прожил в Шахтах. В 1988 году мы поехали в Армению, чтобы сыграть свадьбу среднего брата. Нас было 15 человек. Жили в селе Азатан, в трех километрах от Ленинакана.
Земля ревела, играл дудук
-7 декабря без двадцати двенадцать началось сильнейшее землетрясение, которого я до этого в жизни не видывал, хотя приходилось видеть землетрясения. Мы автоматически выбежали на улицу. Устоять на ногах было невозможно, так шаталась земля. Мой брат держал на руках моего новорожденного шестимесячного ребенка и когда выбегал, вместе с ним упал. Держаться было не за что и мы взяли за руки друг друга. Так, стоя в кругу, мы и выстояли. У дороги стояли деревья метров под двадцать высотой и они раскачивались до земли. Рядом заглушенная “Волга” каталась метра три туда-сюда по дороге. За первым толчком через какое-то время начался второй. Он сопровождался ревом земли. Такой был гул, будто земля плакала от боли. Этот рев слышали немногие.
В Ленинакан мы поехали узнать судьбу родственников. Машины в город уже не пускали, поэтому нам пришлось идти пешком. Город был неузнаваем, все было в развалинах, ориентировались более или менее по дороге, потому что зданий, по которым можно было понять местонахождение, просто не было. Моей тете повезло, она успела выбежать из здания. Когда мы добрались до ее дома, она стояла на улице и плакала. Другие мои родственники спаслись благодаря железной двери. Когда началось землетрясение, они ринулись к двери, чтобы выбежать на улицу. Не успели. Но плита сверху упала так, что вместе с железной дверью образовала пирамиду, в которой они падали с пятого этажа до самого низа. Вся семья осталась жива.
Первое впечатление от города — плач, растерянность, боль. Очень много видели крови, со всех сторон слышались плач и крики людей. Очень страшно, когда не узнаешь свой родной город, а я бывал Ленинакане с малых лет.
Что сразу бросалось в глаза — это грузинские машины с хлебом. Тогда в Союзе все хлебные машины были одинаковые, но из-за того что слово “хлеб” было написано по-грузински, было понятно, откуда они. Страшное зрелище составляли выложенные горами вдоль дорог гробы. В большинстве случаев хлеб выкладывали прямо на них, потому что это были единственные чистые места вокруг. Все остальное было засыпано пылью от разрушенных зданий. Уже тогда со всего СССР приехала техника, и начали разбирать здания и спасать людей. Я в ликвидации завалов не участвовал, потому что у меня на руках был ребенок, да и я бы только мешал. К тому моменту, как я попал в город, уже за каждым зданием были закреплены группы спасателей, военных и рабочих. Хотя обычные жители все равно помогали, кто лопатами, кто голыми руками, там, где это было возможно.
Страшнее всего стало, когда наступил вечер. Мы вернулись домой в село, и я вышел на улицу и посмотрел на Ленинакан. Обычно он был живой, светился огнями, но в этот вечер в той стороне все было черным-черно. И отовсюду в тишине играл дудук.
Прошло уже 34 года, а все эти картины до сих пор стоят перед глазами. От воспоминаний глаза наполняются слезами. Те события вызывают боль, как будто все было вчера.
Фотографии с сайта «Российской газеты» и личных архивов героев.
В 2016 году в Шахтах состоялся премьерный показ фильма Сарика Андреасяна «Землетрясение», приуроченный к трагической дате.
Боль магнитудой в 10 баллов: 30 лет землетрясению в Армении
7 декабря 1988 года в Армении произошло одно из самых страшных землетрясений за всю историю СССР. Под завалами погибли 25 тысяч человек, 140 тысяч стали инвалидами, полмиллиона — лишились крова. На помощь жителям Армении приехали сотни добровольцев со всего Союза. На месте катастрофы работали врачи и спасатели из Франции, Швейцарии, Израиля, Великобритании, ФРГ, Америки. Своей службы спасения в СССР не было. Именно после Спитакского землетрясения власти задумались о создании специального ведомства для ликвидации катастроф
30 секунд, которые уничтожили города
У школьников заканчивался третий урок, в детских садах малышня собиралась на прогулку, студенты слушали лекции. На заводах и фабриках вовсю шел рабочий день, кто-то работал в кабинетах, кто-то вел машину. На часах было 11:41. В следующие 30 секунд земля ушла у них из-под ног в прямом
смысле этого слова. Хотя даже местные жители, знающие, что такое землетрясение (этот район очень сейсмоопасный), были уверены — это война началась, город бомбят. Уже потом специалисты сравнят мощность толчков со взрывом десяти ядерных бомб, которые были сброшены на Хиросиму. Земля пошла штормовыми волнами, которые скидывали и растворяли в себе дома, кварталы, города. Первыми сложились новые постройки. Оказалось, что многоэтажки возводили без учета сейсмичности этих мест. В эпицентре землетрясения был город Спитак. Сила толчков там достигла 10 баллов (по 12-балльной
шкале). Этот 17-тысячный город исчез за те самые 30 секунд. На 80% был разрушен второй по величине город республики — Ленинакан (сейчас Гюмри). Также пострадали города Степанаван, Кировакан (сейчас Ванадзор) и еще более 300 населенных пунктов. Волна, вызванная этим землетрясением, обогнула земной шар. Ее отголоски зафиксировали научные лаборатории в Азии, Австралии, в Европе и Северной Америке.
К удивлению всех жителей Советского Союза, программа «Время» почти полностью была посвящена землетрясению в Армении, в отличие от других чрезвычайных ситуаций, о которых жители страны узнавали не сразу и не всё. Поэтому уже на следующий день во всех республиках простые граждане начали собирать помощь. Люди из своих запасов отправляли продукты, вещи. Деньги собирали даже на улицах.
В пунктах сдачи крови стояли очереди
О трагедии говорили каждый день. Землетрясение в Армении стало, наверное, последним, что объединило всех жителей СССР. Вот только никакого плана спасения у властей в то время не существовало. В первые сутки к месту трагедии не могли доставить ни одного подъемного крана. Дороги были разрушены, пробки растянулись на километры. На помощь отправили военных из ближайших гарнизонов. Стали прибывать медики. В Ленинакане разбирать завалы выпустили даже заключенных из тюрьмы. И в это время со всех республик в Армению ехали спасатели-альпинисты.
Сергей Щетинин, председатель Высшего совета Общероссийской общественной организации «Российский союз спасателей», в тот момент работал инструктором-спасателем во Владикавказе (тогда еще Орджоникидзе). О трагедии он узнал в тот же день. Команда добровольцев из 14 человек собралась быстро, это были альпинисты с опытом спасательных операций в горах. В старый уазик загрузили нехитрое снаряжение: ломы, веревки, носилки, рации. Больше суток пробирались по Военно-Грузинской дороге, заваленной снегом. Местные жители, узнав, куда едут альпинисты, помогали пробивать путь.
К спасателям тут же подбежали люди. Стали просить помочь разобрать завалы, найти их близких. Не было времени даже лагерь поставить, Щетинин с командой просто бросили вещи и тут же принялись за работу.
— И работали трое суток, практически не останавливаясь, — вспоминает спасатель. — Нужно было успеть. Люди под руинами умирали от ран, от холода. Каждая секунда — это чья-то жизнь. Только через три дня удалось хоть немного поспать.
Выжившие ночевали на улице, несмотря на ночные морозы. Люди боялись заходить в уцелевшие дома, опасаясь повторных толчков. Гуманитарная помощь только начала приходить и растворялась в толпе голодных и замерзающих.
Никакой координации, командования в спасательных работах не было. Добровольцы сами принимали решение, какой завал разбирать.
— Мы раздобыли автомобильные домкраты, с их помощью поднимали плиты. Кран удалось найти только через несколько дней. Мы тогда еще не знали о часе тишины, но как-то интуитивно к этому пришли. Стучали, замолкали и слушали в надежде, что кто-то отзовется. Доставали людей, отдавали медикам и снова разбирали завалы.
В первые дни удавалось спасти многих. Но уже через трое суток стуки и крики из-под завалов практически прекратились. Люди умирали от ран и холода, так и не дождавшись помощи. Конечно, были фантастические случаи спасения. Например, на весь мир стала известна история Эммы Акопян. За секунды до первых толчков землетрясения ее трехмесячная дочка Мариам заплакала, и женщина подошла к ее кроватке. Дом начал рушиться, стены — падать. Эмма успела прижать ребенка к себе и тут же оказалась под завалом, зажатая со всех сторон плитами. Первые дни мать кормила дитя грудью, но молоко закончилось.
И тогда Эмма порезала палец и стала кормить девочку своей кровью
Через семь дней заточения их учуяла собака французского спасателя. Эмма услышала человеческий голос и начала кричать.
На четвертый день после землетрясения в Ленинакан приехал альпинист-спасатель Владимир
Кавуненко. Спасательными работами в горах он занимался с 1953 года.Опыт работ после землетрясения у него уже был. В 1970 году Кавуненко побывал в Перу, помогал разбирать завалы и сам видел уцелевшую статую Христа, возвышающуюся среди руин. К 1988 году он воспитал десятки, а то и сотни спасателей-альпинистов по всей стране.
— Перед отлетом из Москвы я разослал письмо по всем альпинистским базам страны с призывом ехать в Армению как можно скорей. Когда добрался до Ленинакана, наши добровольцы уже были на месте и работали. Нами никто не руководил, никакой информации не было. Видели тогда и
иностранных спасателей. В яркой спецодежде, с диковинными для нас инструментами, с собаками. Но и им было тяжело работать без координации. Я раздобыл машину и начал объезжать населенные пункты, которые пострадали от землетрясения. Нужно было понять, где нужна наша помощь, а где люди уже работают. Самая страшная картина была в Спитаке. В Ленинакане, несмотря на все разрушения, оставалось ощущение жизни. А Спитак — мертвая каменная пустыня. Помню одну бабушку, которую мы там встретили. Она сидела среди камней, жгла костер. Не кричала, не плакала, не просила о помощи. Мы подбежали к ней, хотели забрать с собой в Ленинакан, накормить, отвезти к врачам. А она нам спокойно говорит: нет, никуда я не пойду, все мои дети и внуки под этими камнями, и я тут останусь. И она это так уверенно сказала, спокойно.
Погибших доставали из-под завалов. Людей поздравляли, если им удавалось найти тело родственника и предать его земле.
Тысячи оставались пропавшими. На заборах и уцелевших стенах дрожали приколотые записки с именами и местом для встречи — а вдруг родной человек жив, просто потерялся в этом безумии. Похороны не прекращались. Правда, возникла другая проблема: не хватало гробов.
— Была одна картина, которую я не могу забыть до сих пор, хотя уже 30 лет прошло и я многое видел в жизни, — вспоминает Кавуненко. — Мои ребята разбирали завалы школы. Я подхожу, а они стоят в полном оцепенении. Перед ними 35 детских тел. Они их только что достали. Но вот опознать и забрать малышей некому.
Известна история французского спасателя, у которого остановилось сердце. Не выдержал рассудок у одного из крановщиков. Он разбирал завал школы, поднял плиты и обнаружил целый класс мертвых детей младшего возраста.
— Психологически это было сложно пережить, нужна закалка определенная, — вспоминает Сергей Щетинин. — Но тогда мы просто работали, нельзя было допускать эмоции. У некоторых ребят из нашей группы проблемы начались через несколько лет. Кошмары, бессонница. Для многих, например, запах бензина долгие годы ассоциировался с трупным запахом. Так получилось, что у нас в автобусе разлилась бочка с бензином и все наши вещи и продукты пропахли.
Все, что мы ели в те дни и носили, воняло бензином
А через несколько дней после того, как мы приехали, в городе появился трупный запах: ночью заморозки, а днем-то было тепло. И вот эти запахи связались в сознании. Мужики рассказывали: стоишь на заправке, запахло бензином — и будто вновь в Армении оказываешься.
Еще одна история, которую пересказывали все журналисты в те дни, связана с 14-летним мальчиком из деревни Налбан. Из большой семьи выжил он один. Подросток сам, не дождавшись помощи, откопал из-под обломков 11 своих родственников и сам их похоронил.
Правила, написанные кровью
Добровольцы продолжали работать на завалах еще несколько недель, пока не стало ясно — спасать больше некого. Начались работы по восстановлению.
— Вернувшись домой, я еще месяц писал письма с просьбой не увольнять с работы ребят, которые поехали добровольцами, — рассказывает Кавуненко. — Кто-то взял отпуск, а кому-то его не предоставили. И, видя весь хаос, я понял, что нам нужна служба спасения.
В 1990 году была создана Комиссия по чрезвычайным ситуациям, а после развала СССР было создано МЧС.
— Был переходный период, в самом конце 1980-х годов, когда мы, инструктора-спасатели, вообще никому не нужны были, — рассказывает Щетинин. — Деньги нам не платили. Чтобы заниматься спасательными работами в горах, нам с добровольцами приходилось искать работу на стороне. На эти деньги жили, покупали снаряжение, ходили в горы.
Владимир Кавуненко мечтал о службе спасения по австрийской модели, которая наполовину состояла из постоянных работников, а наполовину из добровольцев. Но в итоге победил проект Сергея Шойгу, который организовал МЧС в нынешнем виде. Тем не менее Владимир Кавуненко считается одним из основателей российской службы спасения.
Сергей Щетинин начал работать в МЧС с самых первых дней.
— Многое черпали из опыта спасателей других стран, — рассказывает Щетинин. — Нам повезло, мы могли брать самое лучшее, учиться на чужих ошибках, при этом используя свой опыт. С каждой катастрофой мы учились.
В авиации говорят, что их правила написаны кровью. Это справедливо и для спасателей.
